— Еще три минуты, — сказала Жаклин.
В динамике щелкнуло.
— Еще три минуты, — произнес Байер. — Мы уже готовы, Барлетта. Будьте разумны и не делайте глупостей.
Губы Жаклин дрожали, и мне захотелось утешить ее.
— Спокойнее! — это звучало не совсем вежливо, не говоря уже о том, чтобы утешительно. — Все будет не так плохо!
— Будет не так плохо? — воскликнула она. — Они взорвут нас!
— Не верьте всему, что говорит Байер. В настоящее время он пытается выгнать нас без того, чтобы повредить агрегаты, находящиеся в отсеке. Он знает так же хорошо, как вы и я, что весь корабль разлетится на куски, если взорвется двигатель. Окажите мне лучше любезность и стреляйте до тех пор, пока не обнаружите, что мы вне опасности. Стреляйте по ногам, под ноги, над головами, но, ради всего святого, стреляйте!
Жаклин плотно сжала губы и кивнула. Я считал ее способной на многое. Хотя ее профессией было лечить, а не ранить, но от этого зависела жизнь двухсот человек.
— Может быть, Вишер каким–нибудь образом придет нам на помощь, — сказал я, чтобы подбодрить девушку.
Но Вишер, по всей вероятности, не знал, как обстоят дела у нас. Кроме того, что он мог сделать в одиночку против двухсот членов экипажа? Рубка управления находилась прямо над нами, но, чтобы оттуда добраться до нас, нужно пройти пешком пару дюжин метров, а потом еще проехать на лифте. Коридоры же, несомненно, внимательно охраняются.
В это время неожиданно увеличивалось ускорение. По тому, как сжался мой позвоночник, я определил, что Вишер разгоняет корабль на двух G.
— Еще одна минута, — услышал я голос Байера.
Через шестьдесят секунд бризантная граната сорвала правую дверь, а мгновением позже вылетела и другая. Но мы уже давно укрылись за группой агрегатов.
— Огонь! — крикнул я Жаклин.
О снаряжении мы своевременно позаботились, поэтому у нас не было недостатка в зарядах. Я присоединил к карабину магазин с сотней маленьких разрывных пуль и поставил его на автоматический огонь. Моим заданием было защищать правую дверь. Я прикрывал ее короткими, быстро следующими друг за другом очередями, и никто не отваживался врываться внутрь.
Зато стена поблизости от двери поддавалась. Под градом пуль от нее отваливался кусок за куском, отверстие становилось все больше. Я оглянулся на Жаклин. Девушка вела себя храбро, держа под обстрелом другую дверь. Заметив мой взгляд, она улыбнулась мне через стекло шлема.
Бац! — послышалось во время короткой паузы между очередями, и на пол отсека упал прямоугольный пакет.
— Осторожно, ядовитый газ! — предупредил я врача.
Но предупреждение было излишним, потому что скафандры защищали нас от любой неожиданности. Я заметил, что Жаклин не испугалась, и обратил на эту вещь внимание только тогда, когда она взорвалась.
Взрыв разнес пакет на тысячу кусочков и поднял зеленые клубы газа. Хлор! Итак, Байер был настроен серьезно. Этот газ, если вдохнуть достаточное его количество, был смертелен. Я думал, что наши осаждающие более разумны. Они что, действительно думали, что мы в таком положении, как это, сидим с открытыми шлемами?
Может быть, газовая атака была актом отчаяния? И идея эта исходила от Байера? Я не знал, были ли мои предположения верны, но одно я знал точно. Байер не отваживался обстреливать агрегаты, поэтому использовал любую возможность, чтобы выставить нас отсюда безопасным способом.
Но, несмотря на это, я не питал никаких иллюзий. В любую минуту Байер или кто–нибудь другой мог потерять голову и закидать нас мощными гранатами. Тогда конец игре — для всех!
Разум мой работал изо всех сил. Должна же быть возможность вразумить Байера и его людей. При этом необходмо учитывать, что туман может обратить внимание на то, что происходит в корабле, и постарается прослушать мысли всех непосредственно участвующих в этой заварушке. Я больше не должен надеяться на то, что он не обратит на меня никакого внимания, и поэтому должен быть очень осторожен, думая о чем–либо.
Я подумал о том, что хочу провести Байера. Чудовищным усилием воли мне удалось сконцентрироваться на этой мысли. В моем мозгу начала зреть идея, но надо мной внезапно что–то зашипело. В паузе между очередями я услышал шорох, пригнулся как можно ниже и только тогда повернул голову.
Надо мной отслоилась часть потолка и с грохотом рухнула вниз, а из отверстия повалил синеватый дым и показались две болтающиеся ноги. Третий фронт Байера! — мелькнуло у меня в голове, и я инстинктивно поднял вверх ствол карабина.
— Не стреляй! — в ужасе крикнула Жаклин.
Это был Вишер. Он прорезал толстое перекрытие между рубкой управления и агрегатным отсеком, спрыгнул в него и, чуть не упав, стал отряхиваться.
— Прекратить! — крикнул он как никогда громко.
Микрофоны и динамики донесли до нас его приказ. Вишер все еще был командиром.
И произошло чудо. Снаружи, перед дверью, прекратилось всякое движение. Жаклин тотчас же перестала стрелять. Зеленоватые клубы хлора медленно плыли к всасывающему отверстию климатизатора.
— Третий пилот Байер, войдите в агрегатный отсек! — прогремел голос Вишера. — Даю вам свое честное слово, что с вами ничего не произойдет. Вы сможете вернуться к своим людям в любое время.
Я сам почувствовал убедительность обещания Вишера, отрицать которую Байер тоже не мог. Он помедлил с четверть минуты, а потом медленно, но уверенно вошел держа в руке карабин, ствол которого был направлен в пол. И только теперь я обратил внимание, что Вишер был безоружен.